Ж лакан выделял следующие психические структуры. Жак Лакан, французский философ и психиатр: биография. Основные идеи Лакана

Жак Мари Эмиль Лакан (фр. Jacques-Marie-mile Lacan; 13 апреля 1901, Париж, Франция - 9 сентября 1981, там же) - французский философ (фрейдист, структуралист, постструктуралист) и психиатр. Одна из самых влиятельных фигур в истории психоанализа.

Биография

Жак Мария Эмиль Лакан родился в Париже в семье зажиточного торговца уксусом. Получил традиционное католическое воспитание и классическое образование в иезуитском колледже святого Станислава. В университете изучал медицину, специализировался на психиатрии. Учителем Лакана был исследователь паранойяльного бреда и психического автоматизма Клерамбо. Жак Лакан начинал как практикующий врач-психиатр. С 1931 он получает диплом судебного психиатра, в 1932 защищает диссертацию «О паранойяльном психозе и его отношении к личности», которая становится местом встречи психиатрии, психоанализа, сюрреализма и философии. Позднее его диссертация была опубликована в ряде научных журналов. Особенно сильное впечатление она произвела на знаменитого на тот момент испанского художника - сюрреалиста Сальвадора Дали, который по прочтении написал картину "Гнилой Осёл" ("Тлеющий Осёл"). В 1932 году Жак Лакан защитил диссертацию о параноидальных расстройствах.

В 1934 году Жак Лакан женится на Мари-Луиз Блонден, от которой у него родились дочь Каролина (1934) и сын Тибо (1939). После смерти первой жены, в 1953 году Лакан женился вторично, на Сильвии Батай, бывшей жене Жоржа Батая. Их дочь Жюдит (род. 1941) впоследствии стала женой Ж.-А. Миллера, одного из самых известных последователей и исследователей, признанного "лаканиста". Во время Второй Мировой Войны Жак Лакан работает в военном госпитале и не пишет ни строчки. После окончания войны он отправляется в Англию.

В 1953 году он выходит из Международной психоаналитической ассоциации и становится участником Французского психоаналитического общества. Через десять лет порвал с ортодоксальным психоанализом и основал Парижскую школу фрейдизма, которой и руководил почти до самой смерти.

Он во многом определил образ французского психоанализа и его специфику на фоне других психоаналитических подходов.

Лакан предпочитал излагать свои идеи не на бумаге, но устно, на семинарах, материалы которых стали публиковаться только в конце его жизни.

Основные сочинения: «Функция и поле речи и языка в психоанализе», «Тексты», «Семинары Жака Лакана».

Основные идеи Лакана

Жак Мария Эмиль Лакан во многом определил образ французского психоанализа и его специфику на фоне других психоаналитических подходов. Описать его творчество - значит попытаться объять необъятное. К многогранности его исследований, а также к туманности самих выводов (в силу неразработанности данной темы на то время), стоит добавить и отсутствие полноценных письменных трудов. Жак Лакан предпочитал излагать свои идеи не на бумаге, а устно, на семинарах, материалы которых стали публиковаться только в конце его жизни. Из основных его сочинений наиболее известны «Функция и поле речи и языка в психоанализе», «Тексты», «Семинары Жака Лакана». Главная заслуга Лакана состоит в структуралистской ревизии фрейдовского психоанализа. Это происходило у него в три стадии:

• предструктуралистскую (1930-е - 1940-е), когда на него влияла диалектика Г. Гегеля и А. Кожева и творчество художников-сюрреалистов,
• структуралистскую (1950-е - 1960-е), когда Лакан переосмыслил с позиций фрейдизма взгляды К. Леви-Стросса, а также лингвистов Ф. де Соссюра, Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона;
• постструктуралистскую (1960-е - 1970-е), когда Лакан стал делать акцент на том, что не поддаётся символизации.

В своих исследованиях Жак Лакан никогда не терял из виду ориентацию на психоаналитическую практику и одной из главных своих целей ставил понимание того, что, собственно, происходит в процессе анализа. Свою концепцию Жак Лакан разрабатывал под влиянием М. Хайдеггера и К. Леви-Строса, которые привлекли его внимание проблемой истины, бытия и структурной теории языка. Всё начинается с того, что Лакана как психиатра не устраивали устаревшие и потому не соответствовавшие истине методы психиатрии того времени. Корень зла Лакан усмотрел в неадекватной трактовке фрейдизма, отчего целью его исследований стал буквальный «возврат к Фрейду». Сам Фрейд считал, что проблема личности - в утрате сознанием универсальности, в непрозрачности для самого себя. На этой основе, на основе общей философии фрейдизма Лакан пытается обосновать возможность лечения психических заболеваний диагностикой речевых нарушений. Этот структуралистский подход и объясняет новизну идей Лакана. Жак Лакан серьёзно оппонировал естественно-научному психологическому подходу, при котором человек описывается как объект, подобный другим объектам мира, представленным сознанию и изучению. Вопрос о субъекте как субъекте стоит в центре лакановского творчества. Тексты Лакана являются своеобразным феноменом словесности: помимо последовательно проводимых научных и философских выкладок, в них много юмора, колкостей, провокаций, нарочитых недосказанностей. Например, у Лакана есть ряд максим, которые не имеют раз и навсегда установленный смысл, но к которым он сам возвращается, по-разному их интерпретируя, например «человеческое желание есть желание Другого», «любить - значит не давать то, что имеешь, а давать то, чего не имеешь», «чувства всегда взаимны» и т. д. Однако надо понимать, что у Лакана не было цели усложнить психоанализ и работу аналитика - наоборот, он стремился внести ясность в эту область, заросшую со времён Фрейда неопределённостями, мифами и непониманием. Идеи Лакана повлияли не только на психоанализ, но и на философию, социологию, культурологию, кино- и искусствоведение.

Жак Мари́ Эмиль Лакан был французским психоаналитиком и последователем Фрейда, но его влияние распространилось далеко за границы психиатрии: до философии, критической теории, теории литературы, социологии, феминистской теории, теории кино и клинического психоанализа. На этой неделе мы отважились проникнуть в его мысли.

АС : …Жак Мари Эмиль Лакан, родившийся в 1901 году и умерший в 1981, является французским психоаналитиком и психиатром, которого назвали «самым спорным психоаналитиком со времен Фрейда».

Привет, я Алан Сондерс. Мой гость сказал о Лакане: «Его нечитабельные труды и широкое применение риторических приемов, особенно игры слов, намеков, эллипсисов, плеоназмов, гипербатонов, силлепсисов, метафор, катахрезов, аллегорий, метонимии и так далее, напоминают во многом речь бессознательного per se ». Звучит весьма сложновато. Доктор Эхсан Азари Станизай (Ehsan Azari Stanizai), адъюнкт Writing and Society Research Group в университете Западного Сиднея… Добро пожаловать.

ЭАС : Спасибо большое, Алан.

АС : Итак… Лакан призывал к тому, что он назвал «возвращением к Фрейду». Конечно, есть много Фрейдов, так к какому именно Фрейду он возвращался?

ЭАС : Я думаю, что Лакан творчески перечитал Фрейда, а также трансформировал от А до Я фрейдистский психоанализ. Лакановский вклад, главным образом, во Фрейдистский психоанализ следует рассматривать с учетом использования структурной лингвистики де Соссюра, а также структурной лингвистики Якобсона, русской лингвистики; кроме того, он интенсивно использовал философию, математику и топологию. В этом смысле он полностью переосмыслил Фрейда в современном и постмодернистском контексте.

АС : Я имею в виду, что это очень отличается от той картины, которую я вижу у Фрейда. Я думаю, что Фрейд значителен в двух смыслах, которые по отношению друг к другу могут быть в некотором противоречии; но я думаю о Фрейде как о человеке, который хотел создать науку о разуме в довольно классических научных терминах, почти в дарвинистских терминах. Я также думаю о нем как, до некоторой степени, творческом художнике, как о том, кто пишет рассказы о жизни людей. То к чему возвращается Лакан, не совсем кажется мне [вышеописанным] Фрейдом.

ЭАС : Я думаю, Вы совершенно правы в том смысле, что писал Фрейд: многие из его работ Вы читаете как роман. А так же в том, что Фрейд был в значительной степени мыслителем своей эпохи. Если мы посмотрим на конец XIX века, а также на начало ХХ века, то увидим, что это была эпоха радикальных наук, в том смысле, что западные интеллектуалы считали науку единственной вещью, которая дает нам абсолютную истину в наших поисках. В этом смысле — да. Но Фрейд был «спасен» Лаканом, потому что он дал иное толкование Фрейда уже в нашу эпоху, то есть в эпоху постмодерна; когда мы оглядываемся на метафизический дискурс, начиная с Сократа — на тот ошибочный путь, созданную им своего рода иллюзию, что мы достигнем окончательной истины с помощью наших рассуждений; поскольку западная интеллектуальная традиция, в основном, сосредоточена на сознании, то она не могла понять того, что за пределами сознания. Так что это «бессознательное» было немыслимо до Фрейда.

Но теперь у Лакана под рукой была структурная лингвистика. За это уцепился и сам Фрейд, потому читая работу Фрейда, [Вы видите] что, почти на каждой странице, он говорит о языке, он говорит о речевых фигурах, он всегда говорит о беседах. Но Лакан давал иное толкование всему знанию, созданному Фрейдом, в новой, своей собственной эпохе. И я полагаю, что Фрейд все еще присутствует в ней, потому что Лакан всегда подчеркивал, что значит «возвращение к Фрейду». Это означает возвращение к слову. Возвратитесь к слову, возвратитесь к языку, поскольку бессознательное структурировано как язык, или языком. А Фрейд дает нам более или менее дарвинистский смысл человеческой субъективности. Таким образом, я полагаю, что Фрейд полностью присутствует у Лакана, но к сожалению Вы правы в том, что Лакан недоступен из-за своего причудливого синтаксиса, а также из-за своей трудности и неоднозначного или ирреального стиля.

АС : Как Вы уже сказали, Лакан развивал Фрейдистское понятие «бессознательное» с помощью современной лингвистики, или того, что считалось в то время современной лингвистикой, особенно мысли швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра, который умер в 1913 году. Каков вклад Соссюра в мысль Лакана?

ЭАС : Для Лакана это было собственно его переосмысление самого языка. Потому что для Соссюра язык выходил далеко за рамки средств коммуникации: она был системой знаков, а также системой различий.

АС : И он полагал, что бессознательное структурировано также как язык.

ЭАС : Да. Данная фраза является немного противоречащей, но если мы посмотрим на нее в точки зрения Лаканизма, то сможем понять эту фразу. Он говорит, что «бессознательное есть знание». Знание, которое не доступно для нашего сознания. Он полагает, что бессознательное всегда проявляет свою силу на лингвистических тропках, а также в интервалах и в ошибках нашего разговора, или в нашей письменной речи, или в нашей устной беседе; в тех вещах, которые мы не произносим, или в тех вещах, которые Фрейд назвал «парапрактикой», или оговорками, например. И если они оказываются в литературном тексте (то есть эти интервалы, эти пробелы…), то для Лакана это место, где он видел влияние бессознательного, и Лакан говорит, что, когда язык не в состоянии оказать своего влияния в качестве коммуникативного средства, тогда он — извержение бессознательного.

АС : Он также отверг [взгляды] великого философа XVII столетия Рене Декарта — я должен сказать, это мой особо любимый философ — который замечательно сказал, что: «Я мыслю, следовательно, я существую». А Лакан говорит, что должно быть так: «Я мыслю там, где меня нет, следовательно, я там, где я не мыслю». Что он подразумевал под этим?

ЭАС : Лакан критически относился к Декарту, поскольку тот рассматривал субъект и Эго с точки зрения сознательного. Так, он говорит: Я живу, поскольку Я переживаю жизнь, следовательно, Я существую.

…Декарт фактически забыл о целостной картине сознания, потому что он проигнорировал бессознательное. Согласно Лакану, человеческое существо, как только входит в язык… оказывается схваченным между двумя смертями. Одна смерть — это вход в язык, а следующая смерть — естественная смерть. Он говорит, что речь Декарта о сознательном произносится с позиции уверенности — так как, тот был уверен: «Я мыслю, следовательно, я существую» — Лакан же говорит: «Я мыслю там, где меня нет». Так что это означает, что есть еще что-то там. Таким образом, есть два субъекта для Лакана. Один — говорящий субъект; другой — субъект бессознательного, то есть речь. Таким образом, все рассуждения о сознательном Лакан опровергает, и он скептически относится к Декарту.

АС : Это кажется немного натянутым. Я имею в виду, что Вы говорите, что он критически настроен по отношению к Декарту, потому что Декарт исходит с позиции уверенности… На самом деле, когда Декарт говорит: «Я мыслю, следовательно, Я существую», то он подразумевает, что это фактически единственная вещь, в которой он может быть уверенным.

ЭАС : Да, именно это я и сказал, потому что он подмечает, что есть приложение в «Размышлениях» Декарта, и он убирает это изречение. В том приложении он говорит, что сознательное или мышление — cogito — для меня как ходьба, потому что она является чем-то, что я не могу отрицать, и я не могу скептически относиться к нему. Итак, теперь Лакан… это первая сцена Декарта, из-за которой он называет его «идиотом Декартом», потому что тот по сути говорит, что забыл реальное измерение нашей субъективности — потому что наше сознание не то, что является действительно нашим сознанием. Это только наш разговор, что мы говорим о нас самих. Но происхождение этого разговора где-то в другом месте.

АС : …Для Лакана возникновение человеческой субъективности происходит в так называемой «фазе зеркала». Что это значит?

ЭАС : Он говорит, что нечто происходит в младенчестве — от шести месяцев до шестнадцати, до восемнадцати месяцев. Так вот, в этот период ребенок не имеет контроля над своей собственной координацией… Итак, однажды он или она видит свое изображение в зеркале, но это не обязательно означает, что есть зеркало перед ними; это означает, что они смотрят на свою первую личность — на мать или на отца, или кого-то другого, кто может быть вместо них — то есть смотрит на внешний мир, и Лакан говорит, что его или ее Эго строится на основе зеркального образа, за пределами него.

Это означает, что человек, находясь в беспомощном положении — будучи младенцем, который не в состоянии контролировать двигательные функции своего тела — видит что-то вне себя, то есть источник своей идентификации, или (в то же время) источник самоотчуждения. Такова стадия зеркала по Лакану, которая сейчас весьма влиятельная в исследовании кино, а также в теории поэзии, вот почему поэты не могут что-либо сказать за пределами «Я и ты»…, поэтому они всегда живут в этом роде дискурса «Я и ты» — [это есть] у каждого поэта. Итак, для Лакана такая поглощенность незрелой (infantile) жизнью — «Я» и Эго — была основана на образе, на внешней стороне ребенка. Между тем этот образ был источником ликования; и источником соперничества, а также даже агрессии, потому что младенец видит, что полный образ не находится в одном ряду с его собственным, потому что есть несоответствия между ситуацией, в которой он находится, и идеальным образом во вне.

АС : А что на счет «Другого»? Что он обозначает?

ЭАС : Это «Другой» с заглавной буквы «Д». Сейчас это модное словечко во всех областях гуманитарного знания. Если вы зайдете на кафедру философского факультета, то увидите, что там всегда будут говорить о «Другом». «Другой» у Лакана — это то, что символизирует нехватку, отсутствие, которое появляется после нашего вступления (или нашего «падения») в язык; объект, который мы имели в пред-языковой период, безвозвратно ушедший. Этот «Другой» с большой буквы «Д» является своего рода означающим; это означающее, которое означает тот утраченный объект.

АС : Что это за утерянный объект? Я имею ввиду, вероятно, это не объект, который мы можем выразить с помощью языка, или описать.

ЭАС : У нас могут быть выражения, но условные. Поскольку этот объект не поддается символизации. То есть не доступен для нас на языке. Мы не можем представить его, как он есть, только условно…, или у нас может быть своего рода намек на тот потерянный объект. Но есть также и «другой», с маленькой буквы «д»… Лакан называет его «миниатюрный объект». И этот объект для Лакана был остатком того потерянного объекта; или остатком того пред-онтологического состояния бытия. Объект моего желания; тем временем я ищу его; общее название объекта, который мы ищем в нашей жизни. И согласно Лакану и эпистемологии это остаток того потерянного объекта.

АС : То есть посредством моего желания этого «другого», я могу прийти к познанию моего бессознательного и могу понять, что мое бессознательное делает?

ЭАС : Согласно Лакану конечно. Лакан сам утверждал, что, когда он говорит, он производит бессознательный дискурс, вот почему он сказал: «Я не боюсь быть не понятым… потому что я хочу воссоздать бессознательное». Но желание само по себе является очень жестким, очень сложным понятием. Возьмем потребности, все виды потребностей. Например, я голоден, мне нужна пища. Я хочу пить, мне нужна вода. Эта еда и вода являются потребностями, а не желанием. По словам Лакана, желание никогда не будет удовлетворено. Оно ненасытно, так как мы никогда не сможем получить доступ к нему, потому что когда мы пришли в мир языка, мы уже потеряли нашу основу — наш источник исчез, потому что мы были отчуждены: мы пришли в другой мир, который оказался миром языка.

АС : Вы сказали, что в своем творчестве — потому что Лакан пытался, как бы воссоздать бессознательное — он не волновался, что может быть не понятым. Есть некоторые писатели, и, конечно, некоторые философы — и здесь Иммануил Кант приходит на ум — которых действительно очень трудно читать. Но его трудно читать, потому что он имеет дело с очень неразрешимым материалом и пытается сделать его максимально понятным, насколько это возможно. Вы полагаете, что Лакан не пытается этого достичь, он на самом деле не пытается быть понятным?

ЭАС : Есть две вещи, которые я должен сказать, отвечая на этот вопрос. Во-первых, хотя Лакан утверждает, что «производит бессознательное», он в то же время также говорит, что стиль… «стиль — это человеческое бытие», «Я есть мой стиль». Другими словами, меня не идентифицировать лучше ничем — ни одеждой, ни внешностью — кроме как моим стилем. Это заложено в традиции, в частности, современной французской мысли: все мыслители более или менее трудно понимаемы. Деррида является еще одним примером. Но для Лакана, трудность заключается в концепции.

Я приведу вам пример: когда я делал свою диссертацию, то начал читать Шекспира, потому что одна из глав моей работы была посвящена исследованию Шекспира. Мой руководитель сказал мне, что «Гамлет» очень сложен даже для носителей языка… Но я ответил моему руководителю, что «вы можете смеяться надо мной: но когда я закончил читать Лакана, а затем начал читать Шекспира, то Шекспир стал восприниматься для меня как детская книга». У Шекспира трудность заключается во фразах, а также в некоторых понятиях. Но у Лакана сложности возникают с целой кучей понятий. Он предлагает вам целую кучу концепции, каждая из которых коррелирует с каждым понятием.

Но чтобы вернуться к вашей мысли: да, я согласен, что Лакан в какой-то степени мог бы попытаться создать своего рода дискурс бессознательного, но в нижней его части. Потому что он ничего не мог поделать. Он пытал своих читателей. Он всегда атаковал своих читателей слишком большим набором концепций, и что все понятия коррелируют друг с другом. Так что проблемы не только у читателей Лакана, но даже у тех людей, которые ориентированы… даже специалисты Лакана имеют те же проблемы.

АС : Вы упомянули о Шекспире, давайте поговорим об искусстве и литературе. Какую роль играет искусство в Лакановском взгляде на бессознательное?

ЭАС : Лакан был в значительной степени в контакте с искусством, а также с литературой, с живописью и всеми формами искусства. И он видел в искусстве, в литературе, своего рода параллелизм. Он говорил, что в литературе, например, в поэзии, есть скрытое знание, и что скрытые знания, которые писатель и поэт, или художник, сформулировал своим собственным путем, являются сырьем для психоанализа. Психоанализ приводит их в скоординированную эпистемологию, или доводит до такого вида знаний. Для Лакана литература и искусство были отличным источником не только вдохновения, но он и сам разработал большую часть своей концепции на основе искусства и литературы. Я приведу пример: его теория желания и интерпретации желания коренилась в Гамлете, в Шекспире. Его теория «gaze» была основана на философии Морис Мерло-Понти, а также картине 17-го века под названием Ambassadors…

АС : То есть Ambassadors послужила для него тем же образом, как и великая картина Las Meninas для Фуко.

ЭАС : Да… и это не только живопись. Например, Экстаз святой Терезы.

ЭАС : Да, это еще один пример, когда Лакан говорил своим слушателям о наслаждении — теория наслаждения (jouissance), которая является для Лакана своего рода видом бессознательного наслаждения, которое представляет собой смесь удовольствия и неудовольствия, так что это своего рода трансцендентное, экстатическое удовольствие.

АС : Ну и в заключении, что вы думаете об отношениях Лакана с философией. Вы сказали, что он находился под влиянием Мерло-Понти, великого французского философа. Мы также знаем, что он считал Декарта идиотом, но как же вообще обстоят дела в его отношении к философскому мышлению?

ЭАС : Хотя у Лакана были очень неоднозначные отношения с философией — он называл себя «анти-философом» — его произведения написаны в соприкосновении с философией. Поэтому он критикует философию из-за ее любви к знаниям, или за претензии философии на «истину в последней инстанции». Это иллюзия для Лакана. Это является своего рода миражом для Лакана. Он полагал, что одержимость философов поисками истины является своего рода паранойей. Но в то же время Лакан разработал свою собственную концепцию на основе работ философов, а с другой стороны, он поправлял философов. Например, разобрал теорию Платона об идеях: Лакан говорит, что Платон описывает их как что-то невидимое, что-то божественное, нечто истинное в последней инстанции, с чем наша душа контактировала до переселения в тело. Это знание, которое душа получила в мире идей, Лакан называет бессознательным знанием. То есть, знанием, которое недоступно для нас. Вот почему он поправляет Платона.

АС : Я обсуждал мысли Лакана с доктором Эхсаном Азари Станизай. Эхсан, большое спасибо за то, что были с нами сегодня.

ЭАС : Спасибо, что пригласили.

Взгляды основоположника структурного психоанализа, французского психиатра и философа Жака Лакана остаются одними из самых противоречивых и дискуссионных. Его идейным принципом является девиз «назад к Фрейду». При этом под возвращением подразумеваются оригинальная переработка первой топики, а также обращение к идеям, связанным с проблемами первичного нарциссизма и комплекса кастрации. При новом взгляде на эти проблемы психоаналитический фокус смещается с фрейдовских «телесных напряжений» на речь.

Человеческую психику, по Лакану, составляют явления реального, воображаемого и символического порядка (по аналогии с триадой фрейдовской первой топики).

Реальное – это самая сокровенная часть психики, всегда ускользающая от образного представления и словесного описания. Реальное психики настолько непостижимо, что, характеризуя его, Лакан постоянно употребляет кантовский термин «вещь в себе».

Воображаемое есть индивидуальный вариант восприятия символического порядка, субъективное представление человека о мире и прежде всего о самом себе. Это то, что, по мнению Лакана, роднит человеческую психику с психикой животных, поведение которых регулируется целостными образами (гештальтами).

Человек в своем онтогенезе подпадает под власть образов в возрасте между 6 и 18 месяцами, на так называемой «стадии зеркала» (франц.: stade de miroir), когда ребенок начинает узнавать себя в зеркале и откликаться на свое имя. Как считает Лакан, в это время ребенок ощущает себя внутренне распадающимся на части, неравным себе в разные моменты времени, а окружающие предлагают ему соблазнительный единый и «объективный» образ его «Я», образ, накрепко привязанный к его телу. И окружающие, «другие», убеждают ребенка согласиться с ними, поощряют его принять это представление о целостности «Я» и о его тождественности самому себе во все моменты жизни. Ярким примером этого процесса является узнавание себя в зеркале: «Беспомощный младенец, неспособный к координации движений, предвосхищает в своем воображении целостное восприятие своего тела и овладение им. Этот единый образ достигается посредством отождествления с образом себе подобного как целостной формы; конкрет-ный опыт такого построения единого образа – восприятие ребенком своего отражения в зеркале» (Качалов П., 1992). Но этот момент радостного узнавания себя в зеркале или отклика на свое имя является также и моментом отчуждения, ибо субъект навсегда остается очарованным своим «зеркальным Я», вечно тянется к нему как к недосягаемому идеалу цельности. «Чем иным является Я, – пишет Лакан, – как не чем-то, что первоначально переживалось субъектом как нечто ему чуждое, но тем не менее внутреннее… субъект первоначально видит себя в другом, более развитом и совершенном, чем он сам». Лакан доводит свои мысли до радикального вывода: «Либидозное напряжение, вынуждающее субъекта к постоянному поиску иллюзорного единства, постоянно выманивающее его выйти из себя, несомненно, связано с той агонией брошенности, которая и составляет особенную и трагическую судьбу человека». Кроме того, в этом «зеркальном двойнике» находится источник не только желания, но и завистливой агрессии.

Но субъект является пленником не только своего зеркального образа. Еще до своего рождения человек попадает под влияние речевого поля других людей, которые выражают свое отношение к его появлению на свет и чего-то от него ждут. Эта речь других людей (по лакановской терминологии – речь Другого) и формирует символическое субъекта. Исходя из этого, символическое есть априорный социальный порядок, система языка и вообще любая семиотическая система.

Для маленького ребенка знакомство с миром и с речью Другого начинается с фрустрации первичного нарциссизма (то есть с невозможности поддерживать адекватное внутриутробное единство с материнским телом из-за неизбежных упущений самой совершенной матери). Повинуясь социокультурным условностям, не позволяющим современной женщине постоянно держать ребенка рядом со своим телом, мать время от времени покидает ребенка, который не может понять, почему это происходит. Разлуки с матерью кажутся ребенку капризом или жестокостью с ее стороны, пока он, с точки зрения Лакана, не овладеет речью и не узнает об анатомической разнице полов.

Лакан последовательнее других психоаналитиков подчеркивает необычайную важность для бессознательного комплекса кастрации и того отречения (Verleugnung) или незнания (meconnaissance), которым люди с самого детства защищаются от факта, что у женщины нет фаллоса. Он цитирует описанный Фрейдом специфический аспект зависти к пенису – символические последствия этого комплекса для отношений женщины со своим будущим ребенком: «Она соскальзывает – благодаря символическому уравнению, можно сказать, – с фаллоса на ребенка». Доводя эту идею до логического конца, Лакан указывает, в каком положении оказывается такая женщина и ее ребенок: «Если желание матери составляет фаллос, ребенок захочет стать фаллосом, чтобы удовлетворить это желание». Такое открытие, наконец, объясняет то, зачем мать покидала ребенка: она делала это в поисках недостающего ей фаллоса, который она могла получить только у фаллического отца. Овладение человеческой речью позволяет понять, что же именно говорила мать, оставляя ребенка: она называла Имя отца.

Итак, во всех межличностных контактах, для которых отношения между матерью и ребенком становятся первой моделью, фаллос навсегда остается символом, означающим желание, которое, по определению, никогда не может быть удовлетворено. Лакан подчеркивает, что то, что мы желаем – не сам объект, не Другой, а желание Другого, то есть мы желаем, чтобы нас желали. Поэтому в структурном психоанализе Лакана «субъекта побуждают заново родиться, чтобы узнать, хочет ли он того, чего желает». Имя отца становится первым словом, возвещающим закон и символический порядок мира патриархальной культуры. Мало того, Имя отца разрывает телесную инцестуозную связь ребенка и матери и устанавливает символический принцип членства в человеческих сообществах.

По мере того как растущий ребенок попадает в речевое поле Другого, он переживает еще одну травму – открытие факта смертности всех живущих. Человек, который желает, чтобы его желали, неизбежно сталкивается с нарциссической травмой собственной нежелательности, что вынуждает его перекраивать себя по чужой мерке и, соперничая с другими, ожидать признания Другого. По мысли Лакана, эти переживания неизбежно ведут к зависти, злобе, агрессии и смертельной обиде на мир и на самого себя.

Отчуждение человека от своей подлинной сущности, начавшееся с идентификации с зеркальным двойником в стадии воображаемого, усугубляется в стадии символического по мере вхождения субъекта в поле речи Другого. Это вызывает запоздалый протест, который изначально безнадежен. Лакан определяет положение ребенка перед лицом ожидания Других выражением «жизнь или кошелек». С помощью этой метафоры он описывает ситуацию вынужденного выбора: субъект либо откажется от удовлетворения своих сокровенных желаний (отдаст «кошелек») и тогда он сможет продолжить жизнь как член культурного общества, либо он не отдаст «кошелек», но тогда он будет исторгнут из жизни, и его желания все равно останутся неудовлетворенными (как, например, в случае детского аутизма). Отдавая «кошелек», субъект отдается на милость Другого, а именно он вынужден принять тот смысл, который другие люди припишут его призывам (например, плач мальчика мы склонны приписывать его недовольству, а девочки – испугу). Только Другой своим ответом (речь господина) властен превратить призыв ребенка в осмысленный запрос (то есть означающее 1, иначе – означающее господина). Покорствуя речи Другого, принимая чуждую интерпретацию своего запроса, ребенок в следующий раз уже выразит свой запрос в подсказанных словах (означающее 2), все более удаляясь от своего единого, единственно подлинного желания. Таким образом, у человека появляются новые желания, подсказанные культурой, но в его «Я» навсегда залегает глубокая трещина, заставляющая его вечно метаться от означающего 1 к означающему 2 («Не угодно ли тебе этого?» – «Да, именно этого мне и хотелось!»). Такого окультуренного человека Лакан называет кроссированным субъектом. Таким образом, по мере взросления мы все меньше знаем о том, что мы говорим и что хотим сказать. Речь же других людей, окружавших нас в детстве, навсегда входит в нашу психику и становится ее важнейшей, бессознательной частью.

Лакан заимствовал у французского лингвиста Ф. Соссюра и впоследствии значительно изменил формулу знака, используемого в лингвистике, – отношение между означающим и означаемым, между материальным компонентом знака и компонентом, который только обозначен, выступает лишь как намек и может отсутствовать вообще. У Соссюра эта формула выглядела как:
S /s ,
где S – означающее, a s – означаемое.

Для Лакана эта формула соответствовала формуле вытеснения: черта, разделяющая две части знака, является выражением барьера вытеснения. Следовательно, означаемое уподобляется вытесненному, всегда отсутствующему, ускользающему от обычного сознания и выражаемому при помощи означающего, которое отражает структурированность языка. Таким образом, символическое объективно и представлено в формах языка, в означающем, которое главенствует над означаемым – психическими содержаниями субъекта, его опытом. Однако Лакан подчеркивал отсутствие постоянной, устойчивой связи означаемого с означающим, так что символическое в его концепции нельзя строго определить, равно как и найти его точный смысл.

Цепочки означающих, символическое, очерчивают жизнь человека и его судьбу. Субъект, «Я» есть не что иное, как система связей между означающими, система взаимодействий реального, воображаемого и символического. Все многообразие человеческих отношений укладывается Лаканом в изящный афоризм: «Означающее репрезентирует субъекта другому означающему». Смысл этой фразы состоит в том, что человек в общении использует речь для того, чтобы дать понять другому, чем он является и чего хочет, – а сделать это можно только через слова языка (означающие). Означаемым здесь является сам человек, его «Я». Все это справедливо и в отношении собеседника, Другого, также репрезентирующего себя посредством слов.

Если «бессознательное структурировано как язык» (Бурлачук Л. Ф. и [др.], 2008), то есть характеризуется систематической связанностью своих элементов, то отделение их друг от друга играет столь же важную роль, как и «полные» слова. Любой перерыв в дискурсе, независимо от того, с чьей стороны он произошел, есть «пунктуация». Эффекты языка оттеняются «пунктуацией», которая, отражая временные связи и умение психотерапевта, становится, как говорит Лакан, важным средством регуляции переноса. Собственно психотерапия состоит в выявлении временных зависимостей, образующих структуру языка: от одного означающего к другому, через интервалы, выполняющие функцию «пунктуации» всего рассказа или отдельных ассоциаций слов, постепенно все более вырисовывается структура языка – речь Другого.

Задачей психотерапии Лакан считает установление правильных отношений субъекта к Другому, то есть установление отношений на основе культурных (символических) и субъективных (воображаемых) детерминирующих факторов. Перефразируя знаменитую формулу Фрейда: «Где было „Оно”, там будет „Эго”» в «Где было „Оно”, должно быть „Эго”», Лакан устанавливает разграничение, которое не было проведено Фрейдом – разграничение между «Я» субъекта и «Я» его дискурса. Первое остается иллюзорной защитой, второе знает, что такое реальность и каковы налагаемые ею ограничения. Различие между ними – фундаментальное различие между незнанием и осознанием этого незнания: «Чтобы исцелить от душевного недуга, нужно понять смысл рассказа пациента, который следует всегда искать в связи „Я” субъекта с „Я” его рассказа».

В таком случае целью психотерапии (которая обратна цели воспитания) становится разделение правды истинных желаний субъекта и навязанных ему идеалов, освобождение пациента от культурного (символического) порядка при неврозе или построение этого порядка заново при психозе. Поэтому процесс психотерапии он уподобил игре четырех игроков в бридж. За двух игроков играет психотерапевт (сознательного аналитика, дающего интерпретации, и смерть, молчаливо пытающуюся втянуть в игру пациента) и за двух – пациент (сознательного пациента, предъявляющего запросы, и Другого, представляющего собой бессознательное).

Динамика психотерапии, согласно Лакану, состоит в следующем. Пациент, как кроссированный субъект, вначале ожидает, что аналитик будет, как это делали все значимые другие в его жизни, навязывать смысл его призывам, то есть пациент ожидает, что аналитик ответит ему означающим 1 (означающим господина). Однако, так как «все идеалы непристойны» (Качалов П., 1992), речь аналитика не должна давать никаких идеалов, и аналитику следует физически быть там, откуда пациент ожидает услышать речь господина, при этом он должен быть обманкой – объектом а, то есть тем, что пациент любил и недолюбливал, ненавидел и недоненавидел в своем детстве, когда его мир был так же фрагментирован, как и он сам (понятие объекта у Ж. Лакана примерно соответствует понятию частичного объекта в психоанализе М. Кляйн и переходному объекту у Д. В. Винникотта). Для того чтобы успешно справиться с ролью маленького а, психоаналитику следует молчать как можно дольше, а самое главное – молчать должны его желания, иначе «игра пойдет, но будет неясно, кто ведет». Молчание аналитика в ответ на первые пустячные жалобы и поверхностные проблемы (пустую речь) позволяют пациенту регрессировать, «а регрессия не обнаруживает ничего иного, как нынешнее состояние означающих, что прозвучали в запросах давно прошедших лет». Только подслушав речь Другого у пациента, в игру вступает сознательный аналитик, возвращающий пациенту эту речь Другого, то есть предлагая ему интерпретацию старого запроса. «Изложение запросов пациента в один миг распахивает все его прошлое до самого детства. Ибо дитя может выжить, лишь прося».

Открыв пациенту «правду желаний», аналитик окончательно превращает «пустую речь» в «полную речь» Другого, то есть возвещает просьбу «Оно» к субъекту. В этот момент аналитик обычно прерывает сеанс, таким образом внося пунктуацию в речь Другого.

Подводя итог рассмотрению понятий и концепций психодинамической терапии, подчеркнем, что их общей и отличительной чертой является акцент на динамических процессах, происходящих в личности, а не на чертах личности или отдельных отличительных симптомах и синдромах, характерных для медицинских справочников и руководств, а также некоторых других видов психотерапии. Кроме того, психодинамический подход позволяет представлять нормальную и патологическую личности как организованные в значимых для них измерениях, причем выражающих оба полюса выделенного измерения. Так, например, личности с проблемами близости могут быть обеспокоены как близостью в отношениях, так и дистанцированием, а личности с маниакальными проявлениями психологически подобны депрессивным. В связи с этим психодинамический подход является подходом, рассматривающим личность в целостности и снимающим парадокс «недостатки – достоинства».

Структурная определенность лакановской концепции означающего обозначена
в форме противоположных положений, антиномий: означающее
отчуждает/определяет субъекта; не имеет истории/имеет логическую историю;
безосновно/основано в Эдиповом комплексе; является средством
наслаждения/запрещает наслаждение; вмещает объект/не вмещает объект [см.: 1].
Другими словами, Жак Лакан заметил, что означающее выполняет
конструктивную функцию, но вместе с тем содержит в себе стороны своего
собственного отрицания, уничтожения. Таким образом, Лакан, как бы он не
определял структурно предмет, метод и субъект психоанализа (которыми
являются, соответственно, означающие речи субъекта, метод свободных
200
ассоциаций и субъект означающего, бессознательного), он везде находил
невозможность решения проблемы субъекта, истории, основания, наслаждения и
объекта. Двойственность, бинарность, амбивалентность означающего было
названо нами амфиболитами означающего, то есть, противоречивыми сторонами
его структуры. В конце концов, Лакан после V-ro семинара разочаровывается в
означающем, стремясь расшатать жесткую структуру его функционирования,
высказывая мысли о том, что у Другого нет Другого (то есть, нет такого
означающего, которое бы сообщило истинность, смысл всем другим
означающим), что в создании новых, бессмысленных означающих возможен
jouissance (преодоление принципа удовольствия и выход за кастрирующую
функцию означающего), что назвал Лакан «функцией свободы» и пр. Таким
образом, Лакан отмечает кризис концептуализации основ психоанализа: его
метода, предмета и субъекта. С точки зрения метода, означающее может
приводить не только к Эдипову комплексу, но и к бессмысленности,
уничтожающим Другого; с точки зрения предмета, означающее может иметь свой
предмет (означаемое), но при этом отсылать к другим предметам, не доступным
означающему; с точки зрения субъекта, означающее является единственным
представителем, но при этом субъект это «жертва» означающего.
Попробуем показать логическую необходимость создания нового понятия —
«а» (или в полной форме — objetpetita — объект маленького а). Итак, Лакан
поставил себе задачу преодоления противоположностей означающего. Уже
можно было наблюдать, как Лакан старается раскрепостить означающее от
неминуемых теоретических связей его со значением, смыслом, структурой. Он
изобретает «функцию свободы», говорит о «несуществовании Другого» и пр., но
для разрыва с означающим необходимо было проделать дополнительную работу.
Однако при этом нельзя было выйти за пределы символического. В противном
случае, лакановский психоанализ тогда бы превратился в арт-терапию или
юнгианство. Лакан, нужно предполагать, поставил себе задачу выйти за пределы
структурализма означающего, но при этом, не покинув символическое.
Аналитическое определение означающего не могло быть сохранено, потому что
оно тонуло в антиномиях. У Лакана возникла идея синтетического понятия
означающего не как концепта по существу (потому что в нем сохраняются и
воспроизводятся антиномии), но при этом и не совсем художественного перцепта
(потому что в нем господствует воображаемое, а не символическое). В этом новом
квази-концепте, квази-перцепте должны были быть сохранены конструктивная
составляющая означающего вместе со всем тем инобытием, которое подтачивало
его существование изнутри, делая его неразрешимым противоречием. Точнее, в
новообразовании эти стороны должны стать непрерывным синтетическим
«целым».
Итак, Лакан называет это новообразование — «а»; и здесь мы на время
пропускаем внутри-теоретический генезис этого понятия (метонимический
объект и стадию зеркала). Итак, в «а» совмещается операция кастрации (Эдипов
комплекс), результат (субъект) и остаток ее (объекты влечения); в «а», стало быть,
совмещается перформативная функция означающего — отрезание фунта плоти от
тела субъекта как акт его создания, а также само обозначение этого отрезания и
остатка.Означающее, стало быть, превращается в фигуру «а». То есть, критика
означающего должна идти от его структуры к его фигуре, также как и развивается
логика лакановского психоанализа. Таким образом, можно назвать это «а» а-
значающим, поскольку на уровне (русскоязычного) письма это означающее, а
фонетически это а-значающее, а — как пропущенное, отрезанное, оставшееся на
уровне произношения.
Итак, а-значающее акцентирует модель психоаналитической субъективности,
которая жертвует языку фунтом своего тела, что является условием вхождения в
символический порядок. Одним из примеров такого а-значающего для Лакана
является крайняя плоть, которая обрезается для вступления ребенка в религиозное
сообщество. Обрезание — это метка означающим субъекта, а кусок отрезанной
плоти это потерянный объект желания . По мысли Лакана,
существует два главных закона означающего это метафора и метонимия. Они как
раз уводят субъекта от объекта его желания (кастрированной части). В контексте
разработки «а» эти законы затем переосмысляются психоаналитиком, поскольку в
их структуру включается а-значающее: а) в структуре метафоры функция
означаемого заключается в попытке означить потерянную часть, а-значающее; б)
в структуре метонимии а-значающее размещается между означающими, тем
самым, каждое означающее отсылает к а-значающему, а затем к другому
означающему, или точнее, для каждого означающего другое означающее является
а-значающим. Таким образом, а-значающее является и мостом и интервалом: без
а-значающего не может быть связи субъекта с означающим, но при этом и связи и
разрывы между означающими зависят от а-значающего. Одним из внутри-
теоретических источников понятия «а» является понятие метонимического
объекта (другим источником является стадия зеркала, о которой подробно не
будет идти речь здесь ввиду недостатка места). Об этом говорит Лакан
следующим образом: «<…> в четвертом году семинара я пытался показать вам,
что не существует объекта, который не был бы метонимическим, объект желания
всегда является объектом желания Другого, и желание всегда является желанием
Другой вещи, именно той, в чем испытывается нехватка, то есть, а,
примордиально потерянный объект» (; повторяет эту мысль спустя десять
лет, в ; surlestracesdusignifïantperdu —
). Лакан приводит в пример случай с забыванием имен, описанный у
Фрейда: дело в том, что Фрейд забыл имя автора фрески в соборе города Орвието
— Синьорелли, оно было бессознательно замещено Фрейдом словами Боттичелли
(только часть «елли» — наиболее известное Фрейду имя), Герцеговина (signor
(итал.), herr (нем.) — господин; вместо Боснии, в которой очень подчеркнуто
внимание к сексуальности) и Больтраффио (Трафуа — смерть пациента). Таким
образом, означающее Синьорелли, а-значающее (метонимический объект) смерти
и сексуальности, было раздроблено на несколько ассоциативных, акустических
означающих, оно было замещено, скрыто, вытеснено. Также, в четвертом
семинаре Лакан отмечает, что «ребенок является метонимией желания фаллоса
матери» . Таким образом, субъект говорит всегда больше, чем он
думает, что говорит, выражая в означающих лишь части потерянного
означающего, потерянного объекта. Любой объект может стать метонимией
желания субъекта, поскольку он может быть ассоциирован с потерянным
объектом и стать а-значающим в речи субъекта.
Кроме того, Лакан называет «а» объектом желания. Однако вопреки
обыденному представлению об объекте желания как о внешнем по отношению к
человеку предмету, который он желает заполучить, Лакан предупреждает, что его
понимание объекта желания не имеет ничего общего с таким представлением.
Дело в том, что, по мысли Лакана, отношение субъекта к объекту опосредовано
означающими (которые могут быть составлены из тех или иных единиц языка),
точнее, между субъектом и объектом лежит означающее. Доступ к объекту
запрещен кастрацией, то есть, символическим запретом инцестуального и
телесного желаний (поскольку первичными объектами желания для ребенка
является мать и собственное тело). Впрочем, отвергнутые объекты никуда не
исчезают, но приобретают символическое существование в структуре субъекта:
кастрация предполагает кастрированный объект, а значит, субъект желает этот
объект, который он, по всей видимости, когда-то имел. Таким образом, объект
желания — это, прежде всего, потерянный объект. Лакан помещает этот объект
между означающими , чтобы подчеркнуть его значимость: означающие,
хотя и потенциально должны представить субъекта другим означающим, но, по
сути, из символизации постоянно выпадает потерянные объекты, а с другой
стороны, само движение речи — а субъект, по мысли Лакана, является существом
говорящим — продолжается постольку, поскольку у субъекта воспроизводится
потерянный объект в означающем каждый раз, когда он говорит. В каком-то
смысле, любое означающее маркирует пропажу того объекта, который субъект
пытается схватить. Поэтому-то в другой формулировке, Лакан отмечает, что
объект желания размещается между субъектом и означающим . В то
время как объект потребности находится вовне, объект желания это объект
символический, это жертва субъекта частью своего тела для вхождения в порядок
Другого (cesacrificedelui-même, cettelivredechair — . Поэтому Лакан
указывает на обрезание как пример объекта а. Фундаментальными объектами в
психоаналитической теории является объекты влечения (Лакан выделяет, по
крайней мере, четыре: анальный, оральный, голосовой, визуальный); именно к
объектам влечения относится понятие objetpetit а. Отношение к этим объектам
опосредовано кастрацией, то есть, символизацией, запретом, формированием
дистанции у субъекта по отношению к этим объектам посредством языка;
отношение к этим объектам, следовательно, опосредовано полем Другого
(совокупностью означающих, составляющих структуру языка, а также, основой
для представления субъекта в символическом порядке).